Мати Пальм считает, что помимо оперы в жизни есть много интересного. Фото ПАНОРАМА.
Людмила Прибыльская.
В рамках Пярнуского международного фестиваля оперной музыки «PromFest 2011» состоялся творческий вечер с легендарным маэстро, ныне профессором Академии музыки и общественным деятелем, Мати Пальмом. Мнение человека, за спиной которого солидный стаж работы в Национальной опере Эстонии, выступления на лучших мировых сценах, несомненно интересно любителям оперного искусства.
— Какие наиболее значимые вехи своей творческой биографии вы можете отметить?
— Петь я начал со второго класса, а в четвертом уже выступал на радио с детской песенкой. Меня никто не заставлял учиться вокалу — я сам чувствовал, что у меня получается и петь, и слышать. Я был солистом театра «Эстония» 40 лет, с 1969 по 2009 год. Пел практически все главные басовые роли. Хотя уже с 1966 года работал в этом театре приглашенным солистом. Тогда я был еще студентом Эстонской Академии музыки. В свое время с 1974 по 1976 годы учился в певческой школе «Ла Скала» в Милане. А сейчас я профессор Эстонской Академии музыки.
— Помните ли свою первую оперу?
— Я начинал в оперетте. Был студентом 4-го курса, когда в театре ставили «Мадмуазель Нитуш» Эрве. Я там играл роль лейтенанта Шамплатро, сыграл более тридцати раз. В оперетте есть свои трудности, ведь там надо и петь, и говорить, и играть. А первая роль в опере была на государственном экзамене, в «Риголетто». Я тогда пел с Георгом Отсом. Позже меня приглашали в оперетту, но на это у меня уже не было времени. Я сыграл более чем в сорока операх, и всегда меня привлекали более трудные роли. Пел комические, но это не мое. Мне интересно то, что трудно, что несет большую психологическую нагрузку, где надо много думать, слушать. К примеру, Борис Годунов или Филипп из «Дон Карлоса». Порой в вокальном смысле эти партии даже не самые сложные. А если говорить о вокально сложных, то это скорее «Летучий голландец» Вагнера. Мне пришлось в нем петь на трех языках — финском, немецком и эстонском.
— А не сказывается ли на голосе такая большая психологическая нагрузка?
— В этом есть своя трудность, ее преодоление зависит от школы, режиссера, дирижера, своего отношения. Бывают случаи, актер так входит в роль, что смешивает свое отношение с ролью. Я видел, как женщины-солистки на сцене так входили в образ, что начинали плакать. Этого делать нельзя. Как сказал Шаляпин, певец должен сохранять горячее сердце и холодную голову. Вот Георг Отс пел так, что люди в зале плакали, а он нет. В роли Бориса Годунова и Филиппа есть моменты, когда хочется плакать, но ведь это все нервы, которые зажимают голос. Актер переживает, теряет голос, а люди думают, что он не умеет петь. Так нельзя.
— Теряет ли опера, если исполняется не на языке оригинала?
— Несомненно на языке ориганала идеальный вариант, но многое зависит от переводчика. Если он ставит на высокие и низкие ноты похожие звуки, то все отлично, если нет, то звук меняется. К примеру, Филипп на немецком совсем не то, а Борис Годунов на итальянском просто смешно. А вот король Рене из оперы «Иоланта» Чайковского на эстонском языке звучит отлично. Я пел в этой опере в Тарту. Но все же в этом плане плохих примеров больше чем хороших.
— Приходилось ли сниматься в кино?
— Принимал участие в создании 12 фильмов. Пел оперные произведения, русские романсы. В 1978 году в фильме «Оперный бал» исполнил романс «Средь шумного бала». Московское телевидение, как оказалось, вырезало этот момент и его часто транслировали по ТВ на весь Советский Союз. Я приехал во Владивосток, а мне говорят, что знают меня. Откуда? Вот оказалось из этого сюжета. Этой весной принимал участие в озвучивании американского фильма, нужен был низкий голос. Вообще слово «опера» означает «работа», и она была моей каждодневной работой. А все что помимо оперы порой даже интереснее. Вот интересно ездить по миру. Я пел на многих мировых сценах и это отдельный разговор. Запомнилось, к примеру, выступление в Буэнос-Айресе. Исторический театр на 3600 мест и полторы тысячи публики еще стоят на ногах. Попал туда, потому что выиграл конкурс на исполнение роли короля Рене, пел в трех сезонах. Было и сложно, и нтересно.
— Ваше отношение к опере «Аттила» вообще и к ее постановке в Пярну?
— Хочу опять вернуться к учебе в «Ла Скала». Ведь имено тогда и именно там сотоялась чуть ли не через сто лет постановка «Аттилы». Это было большое событие, в главной роли выступил Николай Гяуров. Мне опера понравилась, и я предложил главному режиссеру нашего театра Арнэ Микку поставить либо «Эрнани», либо «Аттилу». Он выбрал «Аттилу». Свою партию я выучил в «Ла Скала» по-итальянски, а в 1976 году на эстонском языке. После театра «Эстония» эту оперу ставили в Улан-Уде, в Бурятии. Там считают, что их предки были те самые гунны, которые двигались на Европу и говорят, что есть археологические раскопки, подтверждающие этот факт. Я пел в Улан-Уде, и меня приглашали посмотреть эти раскопки, но не было времени.
После «Ла Скала» вообще стали ставить «Аттилу» и в других странах. Например, в Румынии, где мы с коллегами пели. В прошлом году ставили в Мариинском театре Петербурга. Раньше считали, что сюжет этой оперы банален, но музыка то красивая.
Теперь, что касается пярнуской постановки. Молодой оперный певец Анатолий Сивко выиграл конкурс Клаудии Таев в прошлом году и по правилам мог сам выбирать себе произведение. Анатолий мне говорил, что его преподаватель когда-то слушал наш театр в Минске и, может быть, преподаватель ему и посоветовал. Я был удивлен, что столь молодой человек посмел взять в репертуар такую оперу, о которой Николай Гяуров сказал: «Убийственная партия , много высоких нот». А Сивко взял смело, и он справился и выдержал. Вообще все солисты великолепны. Конечно, постановка сама по себе экономная, но для сцены театра «Эндла» этого вполне достаточно. Хор звучит хорошо, хоть и невелик. А ведь ранний Верди для певцов очень сложен. И хоть длительных аплодисментов на арии не было, но общий прием оказался как в лучших театрах мира. Значит мы не ошиблись.
-А как вам столь необычные костюмы актеров?
— Костюмы — фантазия молодого художника. А кто знает, в чем они ходили в те древние времена. Можно предположить, что это была кожа, но наверняка ничего не известно. А предложенная версия мне нравится — мы одеты как в сказке. Во всяком случае это значительно лучше, чем когда Борис Годунов выходит на сцену в современном пиджаке с галстуком. А я видел, как именно так выступал Анатолий Кочерга.
— Может потому, что уже давно не пишут опер навека, и стремятся порой излишне осовременить старые произведения?
— Современные оперы ставят один-два раза, и потом их никто не помнит. Сейчас не в моде мелодичность. Главное — сюжет, поэтому часто не поют, а кричат и говорят. Но как без хорошей мелодии покажешь любовь? Вот люди и идут на старые оперы, хоть они просты по сюжету за исключением опер по произведениям Шекспира и некоторых русских опер. Эстонии в этом смысле повезло — композитор Эрки-Свен Тюйр написал удачную во всех отношениях оперу «Валленберг», которая до сих пор держится в репертуаре.
